понедельник, 04 февраля 2013
Хаим, Миранда соплеансгт, графоманьПока дети спят
Под тишину замершего города, выключенных телевизоров, сложенных газет, вымытой после ужина посуды, под холодный редкий лай собак и голубоватое биение фонарных сердец, брат и сестра Эппштайн распечатывали дневные улыбки, снимая осторожно, как присохшую коросту с раны.
Стянув лицо в кулачную судорогу, Хаим плакал, дрожа плечами на всхлипах. Миранда гладила пальцами его невесомые черные кудряшки, целовала в лоб и говорила:
- Бедный мой брат. Бедный. Зачем ты полюбил? Ты же знаешь, нам нельзя любить; только того, кто наверняка и навеки наш, кто привязан к нам, прикован цепями, кто нас никогда не оставит. Зачем ты отравился этим, бедный брат мой? Чем теперь вывести этот яд? Только мама знает. Поедем, она нашепчет тебе колыбельную на языке гаитянских духов и портовых магов, она умеет прогонять тени. Она даст тебе сушеной травки, и яд выйдет из твоей крови, и у тебя отрастет новое сердце. Поедем, бедный маленький брат мой.
Она вытирала пальцами его мокрые веки, смотрела в его глаза, отражение ее глаз, по середине разрезанные тупыми ножницами, где тьма с неровными краями плескалась болью. Он кивал, вздыхал, унимал слезы. Обнимал ее, и, прижимая к себе, укачивал надломленную сестру, обещая, что так лучше, что она не виновата, она самая, самая чудесная жена, которая только может быть, что нет ее вины, что для счастья вдвоем нужны двое. Что она найдет еще себе и цепи, и подстилку, она, такая красивая, такая умная бедная сестра его…
Утром, облегчив души, брат и сестра умылись холодной водой и, поймав объективном рассвет, сфотографировались вместе – улыбающиеся, невесомые, готовые жить.
Родители должны знать, что они, на самом-то деле, счастливы.
@темы:
еврей и негативы,
ангст