аще мимо, я даже не помню, что хотел сказать
Локи, Сигюн. ПрощаниеДревние тени никуда не уходят. Тысячи лет спустя, в века бетона и пластика, они жмутся к грамотно сложенным кострам, спят в старых углях, и выползают редко, когда кострам бросают в пасть лепестки огня. Тянутся к тьме черные прозрачные лапы, осторожно и зябко. Древние тени потеряли эту землю.
Но когда костры зажигают боги, древним теням дозволяется выбраться на стены из толстых бревен, растечься в щелях; древние тени расправляют плоские позвонки.
Костер умиротворенно потрескивал в каменном очаге. Перед очагом, на белых шкурах лежит асинья, распахнутые глаза почти черны от отраженного огня и неподвижны. Древняя тень обняла ее нагое тело. Ее руки – в шрамах от ожогов.
- Когда настанет день….
Она повернулась на бок. С шорохом упали со спины на шкуру тяжелые рыжие волосы. Она смотрела на мужа, темнота ее глаз была темнотой погасшего огня.
- Когда настанет день, я хочу, чтобы ты была здесь. Тогда ты сможешь его пережить.
- Мое место рядом с тобой.
- Ты останешься здесь.
Голос йотуна высекал узор на полотне норн, но единственная сила, что могла ему противостоять, твердела во тьме ее глаз.
- Муж мой, с того дня, как нас связала клятва, ты не услышал от меня ни слова поперек своего решения. Какие бы печали ты ни накликивал на свою голову, я безмолвно принимала твою сторону и твое бремя. Почему сейчас ты прогоняешь меня?
- Глупая женщина. Оставь мне думать, почему и как. Исполняй.
Она села, опираясь на руку; полускрытая длинными густыми волосами нагота сияла по кромке нежным отсветом очага. Йотун стоял боком к ней, отдав все внимание пряжке собственного пояса.
- Ты оставляешь меня, и не говоришь даже причин….
- Тебе известна причина! – грохотом грома и эхом подземной пещеры ответил он, повернувшись к жене, в порыве обратив на нее взгляд.
Тысячи лет он скрывал от всего мира волшебный сосуд своего сердца, тысячи лет мир не знал о его существовании. Но самое сложное было - скрыть от нее, что он есть, что он наполнен жаром по самое горлышко, что он спрятан в уди йотуна и разгорается нестерпимо от ее присутствия.
Ту силу, что способна остановить его, не он ей дал, но признал и принял.
- Твое семя прижилось во мне, я чувствую. И твой юный сын утешит и поддержит меня, - произносила асинья слова, под которыми угольями жглись другие, невысказанные, наболевшие за тысячи лет, спекшейся кольчугой давящие грудь.
- Да. И я буду спокоен за тебя, ведя лодки Муспелля к Асгарду, - он опустил взгляд. Щелкнула, лопаясь, деревяшка в костре.
- Я не отпущу тебя.
- Ты должна.
- Обещай, что вернешься, - ее губы пересохли словами. – Ты всегда выполняешь обещанное.
Он огладил взглядом ее маленькое, ладное тело, на эту ночь сытое его ласками, но коснуться ее глаз не осмелился.
- Я обещаю использовать любую возможность вернуться. Если она представится.
Когда рассвет, дребезжа серым светом, принялся хмуро прогонять древние тени со стен, Сигюн погасила очаг, оставив тлеть только несколько угольков.
Локи дал ей еще сына. Еще боли. Локи погружал весла в сердитое море и медленно взнимал воду к небесам.