Сюжетка мне не нравится, но мир чем-то таким блеснул. Впрочем, это только мое впечатление)
тема - "Опустевший дом". Но она очень неявная
да не надо читать дальше- Майор, письмо.
Сквозь толстую ткань перчаток не чувствуется, какое оно тонкое и прохладное, в грязи и штемпелях, это письмо. Как трепещет нетерпеливой голубкой.
Майор равнодушно рвет, не вскрывая, аккуратно складывает треугольнички с пушистыми краями и поджигает. Лейтенант Шай бы сказал, что слова непроизнесенные воспарили с дымом.
- Ну вот ты и получишь свое письмо, Шай, - майор бросает остатки догорать в пепельницу.
Вчера из соседней деревни приковыляли две дурочки, из местных «партизан», мало не в лаптях и с ржавым пулеметом. Говорят, что еле поймешь, но глазами стреляют.
- Вот и стреляйте глазками по своим парням. А железо – металл мужской.
Девчонки обиделись. Сама, шепчутся, в погонах ходит, а других гоняет. Соперниц боится!
Майор закуривает плохую сигарету, давится горьким дымом, похожим на дым сожженных писем. Железо мужской металл, женщина должна сидеть дома.
Она получила погоны не за какие-то выдающиеся способности или невероятные подвиги перед отечеством, и родственников особо богатых и влиятельных у нее нет. Закончила академию, как и все, выпустилась лейтенантом, была отправлена на фронт. Попали в окружение, приняла командование – повышение до капитана. Потом – майор, за ту операцию для седьмой мотострелковой в Ивлице. Ну, седые волосы, морщины, невроз, остеохондроз и трещины в зубах – это как водится, без этого никуда; таких, как она, было немного, но они были и не гордились своей исключительностью.
- Товарищ майор, птицы Рух ВПП просят.
- Посадите их.
- Есть!
Адъютант, будущий капитан инженерных войск и красавец, убежал, коротко отдав честь. Инга неспеша сложила в пепельницу окурок. Птиц любили и уважали все, не смотря на то, что они редко приносили хорошие вести. Да и ссориться с невольными почтальонами никому в голову не приходило.
Три огромные птицы с железным шумом приземлились на вытоптанную площадку перед лесом, пробежали несколько шагов и остановились, сложив крылья. Из седел на землю спрыгнули три подтянутых юных офицера. Клином, старший впереди, двое остальных за его плечами, они направились к вышедшей им на встречу Инге.
- Здравия желаю, товарищ майор. Капитан Ланц ван Арэль, третий летучий полк воздушной связи, с посланием от генерала Нарвица. Едва нашли вас!
- Да, наши шаманы знают цену своему хлебу. Пройдем в штаб, капитан? О ваших птицах позаботятся.
Ван Арэль и два лейтенанта воздушной связи, принимая приглашение Инги, устроились в жестких высоких креслах вокруг стола.
- Чашку чая?
- Благодарю, не откажусь. И могу я ознакомиться с картой левого берега Втлары в районе Лууньи?
- Конечно.
Синеглазый адъютант принес поднос с чашками, чайником, белыми салфетками и небольшой фарфоровой тарелкой изящных бутербродов с маслом и рыбой. Пока голодные летчики справлялись с блеском в глазах и неумеренным слюноотделением, Инга достала свиток карты. Ван Арэль бросил алчный взгляд на хлеб, очевидно, убедился в отсутствии у него крыльев и желания немедленно исчезнуть и отодвинул поднос, освобождая место.
- Вот здесь, - длинный палец с обломанным ногтем обвел область, - в двух километрах от вас вниз по течению резервный батальон пехоты будет совершать форсирование водной преграды. Они идут на помощь Карвансу. Вам нужно сделать им хорошо и сухо
- Понимаю.
- Они на другом от вас берегу
- Догадываюсь
- Расчетное время прибытия – послезавтра, в три пополудни.
- Позагорают… - Инга поднялась, нависла над картой. – Выпейте чаю, капитан. Я осмелюсь предположить, довольно продолжительное время вы не могли себе позволить роскоши трапезы.
Инга не чувствовала ни материнской заботы к мальчишкам – летчикам, ни купеческого женского гостеприимства. С птицами Рух не ссорились, для них держали в ледниках масло и рыбу – на них, как на deus ex machina надеялись и молились в самом отчаянном бою – и редко когда напрасно.
А задачка была серьезная. Два километра вниз, до реки дойти, дотащить оснастку, плюс болото. Там рубить лес придется, и много леса, чтобы мосты, понтоны, настилы… а леса мало, лес загнивает и чернеет в этой бесконечной войне. И птиц мало, так мало, тяжеловозов и вовсе единицы, ни одной – в Земгале. Опять-таки, сколько он сказал там людей? Батальон? Чудесная шутка.
- Вот что, господа офицеры, - Инга выпрямилась. – Не смею вас задерживать, но сегодня ночью обещали сильный дождь с шквальным ветром.
- Майор?
- У нас найдется ангар для трех Рух, если синоптики в кои-то веки вдруг окажутся правы. А сейчас прошу меня простить, - коснувшись виска, она вышла, скатывая шершавый лист карты.
В каждом полку был специальный запасной техник – птицевод, специально обученный смертельно опасному и жизненно необходимому искусству: снимать электрическое напряжение с железных перьев Рух. Поэтому звено ван Арэля издали с удовлетворением понаблюдали за тем, как под навесом ангара чернявый худой юноша прыгает вокруг птиц, и вернулись в штаб: синоптики не ошиблись.
Шквальный ветер и ливень обрушились стеной ровно в 19.03 – аккуратно в тот момент, когда робкая надежда летчиков заночевать в тепле и внимательной заботе почти потухла.
- Втлару разнесет, - признес ван Арэль, стоя у мутного полиэтиленового окна палатки.
- Разумеется, - Инга дорисовывала основной план. Птиц из-под дождя убрали, палатки окопали, в часть летчикам телеграфировали, лейтенантам с карандашами задание выдано. Ничего не забыли?
- И как вы.. успеете, за полдня?
- Руками.
Инга чувствовала, что капитан настроен на романтическую философию, каждым вздыбленным волоском на теле она ощущала его лирическое настроении, и понимала, что невольно ему поддается. Но если летчикам сейчас, в дождь и после фактически выполненного задания могут хоть водку пьянствовать, хоть в преферанс играть на единственную симпатичную санитарку части, у нее, майора инженерного полка, голова только начинала болеть.
- Я отвлекаю Вас?
- Нисколько.
Она подняла голову от чертежа. Капитан смотрел на нее смущенно, полуобернувшись. Инга заставила длдщ.себя улыбнуться с забытой женской грацией.
- Право же, капитан, если бы Вы мешали мне, я нашла бы предлог, чтобы остаться одна.
Он просиял, совсем по-мальчишески. Она вернулась к плану, удивляясь про себя, зачем оставила рядом с собой незнакомого, постороннего? Зачем подчиняется странной очищающей магии дождя? Почему дождь – это магия?
- Бред какой-то, - пробормотала Инга вслух.
- Вы никогда не задумывались, что будет, когда война закончится, майор?
- Простите?
- Когда мы победим. Что будет?
- Нну…- план закончен, свернут и убран в прозрачный тубус. Она поднялась, позвонила в колокольчик. Адъютант прибежал почти сразу и молча, как будто осознавал свою лишнесть и стремился остаться на полях, скрылся за пологом палатки. Инга вернулась в свое кресло. – Будет большая пустота, прикрытая маской ликования, а потом долгие годы серьезной работы.
Он кивнул.
- Я тоже так думаю. Об этом думаю. До войны в нашем замке, в верховьях Шушевицы, было несколько этажей, на каждом – комнаты, залы, ковры, мебель из дорогого дерева, портьеры… каждый предмет создавался годами бессонных ночей. Три этажа снесены при артобстреле, ковры пошли на попоны, мебель на дрова… Нас было пять братьев – осталось двое. Насколько я знаю, двое.
Инга не знала, чего от нее хочет юный капитан, но не перебивала.
- И так – по всей стране. Дома пустеют. Сердца пустеют. Разрушить быстро, но сколько потребуется, чтобы заново наполнить?...
- Вы рассуждаете, как праздный филосов прошлого века
- Вам смешно?
- Нет, что Вы! Я Вас понимаю, наверное. В какой-то мере. Но сейчас мы должны думать о том, как прогнать захватчиков и прекратить разрушать, разве нет?
- _Сейчас_ мы должны только жить.
Глаза у капитана были черные, блестящие, как будто таящие несказанный вопрос. А вокруг глаз – морщинки, много.
- Года два назад, - он снова отвернулся к дождю, - мы защищали Коцкоу, маленький такой городок недалеко от столицы. Я знал там женщину… аристократку из древнего, но до крайности обнищавшего рода. У нее только и было, что стены родового имения, голые, как… - он не нашел сходу нужной метафоры и бросил фразу незаконченной, - Она приютила наш полк в своем замке, там есть очень высокие залы, их использовали для птиц. Она….
- А я думала, это просто присказка такая, когда говорят, что все летчики – поэты.
Он улыбнулся через плечо. Ее реплика дала ему необходимую паузу, чтобы собраться с мыслями.
- Она была настоящей дочерью Кааталы, той спелой, солнечной Каатавы, которую изображают на патриотических плакатах как символ нашей несчастной страны. Она совершенно не умела жить в бедности, не умела опускать глаза и просить милостыню. И еще она говорила, что стены Кааталы – это смелость ее мужчин. А сердце Кааталы – красота ее женщин. Что все беды наши от того, что никто огня не поддерживает в очаге…, – он оборвал себя прежде, чем Инга успела возразить, и с виноватым смехом добавил – она так говорила, а сама не умела даже спичку зажечь. И погибла нелепо, замерзла прямо на полу собственного дома. Глупости я говорю, простите.
Он вытер скулу ребром ладони. Инга молчала.
- Последний раз, когда мы виделись, она попросила нас – каждого - во что бы то ни стало сохранить нетронутой часовенку на краю. Мол, непростая это часовенка, когда все закончится, с этой часовенки начнется возрождение Коцкоу, и дальше – всей страны. Мы дали ей слово. Мы положили двух птиц, мы стояли двое суток под огненным ливнем, от Коцкоу не осталось ничего – только эта, робкая закопченная часовенка. Как звездочку, как снежинку в кулаке, держали мы ее, и она нас вела, давала нам какие-то невероятные силы стоять, как стояла сама.
Неприятеля мы отбросили. Вам известно, почти год столица в нашем глубоком тылу, там не идут бои, там.. мы с товарищам, теми, кто уцелел с той битвы, воспользовавшись затишьем, взяли свой законный отпуск и слетали туда.
- Что же Вы там нашли?
- Ничего.
Инга сама не заметила, как закурила.
- Ничего, - повторил ван Арэль. – Местные жители, те, кто выжил и спрятался, превратили часовенку в таверну. Вот и все.
Раннее утро, Инга проснулась прежде солнца. Готовые к маршброску, выстроились ее люди. Чертежи проверены и подписаны, данные разведки занесены на карту. Офицеры воздушной связи стояли рядом со своими отдохнувшими громовыми птицами.
- Прощайте, майор.
- Прощайте, капитан. Чистого Вам неба. Разрешите мне больше ничего не говорить?
- Конечно, майор. Я все Вам скажу, когда мы победим.
Три птицы Рух взлетели над лесом, в их начищенных перьях отразились первые лучи восходящего солнца.