Гуляли ночью, рассвет в два-тридцать, прохладным ветром с Невы укрыться, смешались в памяти знаки, лица,с ума сошедшие небеса. Дорога вилась, цвела, манила, звала пластинкою из винила, и, верно, скинутся на чернила все те, о ком я рожден писать. Спускались к морю с потёртым ранцем, мешали сдуру вино и танцы, и я б, наверно, еще остался, но точно знаю же, что влюблюсь. Ввернуть сейчас бы про равновесье, но стих не пишется, хоть ты тресни, пардон, сегодня другая песня, мой старый летний паршивый блюз. Кружили мысли нелепым вальсом, я много думал и ошибался, ни муз, ни музыки, ни Пегаса, и нет покоя тебе, душа... Но что-то утром шептало в уши: "ты можешь больше, ты можешь лучше", будил под утро несмелый лучик - мы вместе делали первый шаг. Ты ждёшь, я знаю, других историй, про битвы, замки, поля, просторы, про гнев царей, про врагов престола, про звон самшира, про стук карет Настанет осень, и возвратится визирь, шаманка, король, убийца...но нынче - август, жара и птицы, и я открою один секрет.
Я думал раньше, что сказки - это волшебный мир под рукой поэта, пираты, гоблины и скелеты, чужие тайны во тьме веков, Мечтал о Ехо, о Средиземье, о странах, башнях, мирах подземных, о карте, двери, волшебном зелье, что унесёт тебя далеко... ...А сказка - это путём окольным наткнуться на невесомый Смольный, и рокот призрачной колокольни вокруг танцует, поёт, бежит; Солёным ветром, мечтою ранней нестись меж морем, теплом, горами, тогда окажется лучше Нарний лукавый утренний Геленджик. Когда в сомнений и страхов тине ты заползаешь на свой квартирник, а люди - дивные, как с картины, и в мыслях только - "читай", "живи", Когда за книгой, плацкартным чаем, летишь обратно бродягой-чайкой, и вдруг приходит: "Скорей. Скучаю." от самой старой твоей любви. Когда под жарким июльским солнцем играешь в "ладушки" ты с японцем, а он мухлюет, вопит, смеётся, бежим и прячемся от дождя, Когда друзья, что по разным странам, звонками рвут паутину станций, и это очень тепло и странно - в кого-то верить, кого-то ждать.
Ведь сказка - это не гул заклятий, не томный блеск королевских платий, не монстр в недрах твоей кровати, не фея с тыквой, не кучер-мышь, Любое чудо - живое, дышит, оно в глазах, километрах, крышах, оно тем больше, сильнее, выше, чем ты охотней его творишь Любое чудо - не в тюрьмах книжных, оно снаружи, оно подвижно, с ним мир - поверишь ли, удивишься - на нитку соткан из лучших мест...
Рацио - это скучно. Настоящий ирландский герой первым делом побеждает логику
ну и кто идиот? ну и кто теперь хочет платьишко в цветах Ривенделла? спасибо, f-lempi вот нет бы он хотел носки там тянуть, или колени втягивать ой идиот
цвета в Арде гербы гербы к слову, поправьте меня, цвета Ривенделла - синий-белый-серебряный? *золото вроде у Лориэна было*
*отпускай, отпускай, уходи, где сиделось тебе в памяти слепой все лето, где в тени я не помнил тебя, где не глодало изнутри ребра синим огнем. не нужно, не время, уходи Т_Т
начинается тоска и ломка. невозможность обладания, непреодолимость расстояния, нерешаемость глупых преград все надумано, все, если подумать, сносится одним решительным поступком, но сверху нудным грузом - пропахшей плесенью старухой - нависает будущее. А что потом? а как быть с этим и с тем? а если? а что? а как? и ведь знаешь, что как-нибудь, что все утрясается, лишь бы не прыгать под поезд, но она уже села на спину, и вот ты сидишь вместе с ней и никуда не едешь
Рацио - это скучно. Настоящий ирландский герой первым делом побеждает логику
сопли, уберускотина поляцкая, такую марусю на лидку променял >_< и веночка ей на свадьбу не дали, и платьишко какое-то детское, кукольное ой, наплачется с ними маруся((
павлова жалко до невозможности. То есть, понятный ход, он должен был быть но все равно. Чудесный Павлов был, правдивый очень. Смотреть на него хотелось.
Рацио - это скучно. Настоящий ирландский герой первым делом побеждает логику
освеом, зло, будет удаленоВот как, по крайней мере, в начале войны, воевали немцы: высылается дозор, за ним идут основные силы. Разведка, выяснив обстановку, докладывает об опорном пункте противника. Начинается атака – и то после авианалета и тщательной артподготовки. При активном сопротивлении противника никакому немецкому офицеру не придет в голову упорствовать и заставлять солдат брать блиндажи и доты любой ценой. Он просто отведет от переднего края вверенные подразделения и вновь вызовет артиллерию и авиацию. Только после того, как снаряды и бомбы расчистят путь, наступление продолжится. Более того, немец всегда будет искать слабые места в обороне, чтобы просочиться, обойти врага, окружить его – и в конечном счете взять с тыла без собственных потерь. Для нас такой естественный, вызванный необходимостью, да и просто трезвым расчетом отход немецкой пехоты или танков часто воспринимался как трусость (фрицы побежали!). Конечно же, именно в нашем менталитете лезть на колючую проволоку, да еще толпами и в полный рост. Командиры, разумеется, впереди – от ротного до самого Ворошилова. Тех, кто при этом разумно протестовал, пытался хоть как-то думать, почитали за предателей: герой не боится смерти, не дрожит и не прячется – ну и прочее. С горечью повторяю – разве подобное не знакомо читателю?
это пишет ПРЕПОДАВАТЕЛЬ военного вуза, историк, лауреат, прочая, прочая да конечно, условия-то были равные, только немчики умнички, а наши тупайяпихота